За окном извечно белым-бело,
В маске белых трещин лицо-стекло.
Федеральным перечням жив назло.
Не творец уже, но дровосек железный.

Миокард, как порох, скрипуч и сух,
Ловит кошка белых пушистых мух,
Приложи усилия, как лопух,
Хоть твой дух на спагетти лыжней изрезан.

Там, где были зяблики, — Гамаюн.
Не сидится птицам в своем Раю.
Мы сейчас в заглушенном лесном краю,
Так что не торопись заглотить наживку:

Даже если гаркнет Святая Рать,
Рановато нам еще помирать,
Мы ж еще не создали ни хера
И не вкус у нас пока, только привкус.

И мечта сеять разум, творить добро
Принакрылась тазом, как серебром,
Хоть давно поставлен вопрос ребром,
Что должно расти, прикрывая сердце.

Закатив глаза, закатав рукав,
Испытав влиянье сушеных трав,
Не лишен обязанностей и прав,
А еще талантов и компетенций,

Ты блюди, как прежде, Великий пост.
Где поныне вороны — Алконост
Уронил перо, что венчало хвост
И за граем порой еще слышен Сирин.

Но не верь соблазну, что на века
Защищен проказой от столбняка,
Выпей чаю с запахом коньяка,
Напитайся кроветворящей силой,

Пригодится. Сам — положись на авось,
Не жалея пламени своего.
Ведь не будет нового ничего:
Где слепа Фемида, там зряче Лихо.

Нет пророка, но ты как-нибудь держись
И, подняв сомнения на ножи,
Зацепись иголками да за жизнь,
Чтобы снова съежиться тихо-тихо…